Я так долго играла ими в голове, а теперь могу поиграть наяву, так что не могу просто остановиться!
читать дальше
— Ага, опять ты босиком.
— Ну-у, Мари! Тепло же!
— Тепло — из носа потекло, — как говорит моя незабвенная бабушка.
— При всем моем уважении, никогда бы не хотел вспоминать, что говорит твоя бабушка.
— Ты очень деликатный, Франс.
— Я-то? Скажи лучше, где ты так долго гуляла? Я уже беспокоиться начал. Должна была вернуться три часа назад!
— Три часа назад я вернулась бы, если бы ты забрал меня на машине. Но ты сегодня сидишь дома, чем я и воспользовалась, зайдя в пару магазинчиков… Купила, например, тетрадочек. Правда, миленькие?
— Ну да.
— Это тебе. Альбом для набросков с котиками. Они милашки: на тебя похожи.
— На меня? Чем же?
— Такие же добрые симпатяшки.
— Спасибо, Мари. Отличный альбом. У меня как раз заканчивается.
— Сам бы ни за что себе не купил.
— Знаешь же, терпеть не могу магазины.
— Просто у тебя нет привычки. А куда тетрадки положить?
— В ящик сунь, в любой.
— Странный у тебя все-таки стол.
— Ты будто сейчас только заметила. Вроде живем тут не первый год.
— Раньше я замечала тебя одного, не до стола было.
— А-а. Мне пора начинать беспокоиться?
— Наоборот, теперь ты можешь немного расслабиться. Но совсем чуть-чуть. Так почему все-таки у нас в доме такая необычная мебель?
— Ну я ее тоже всю нарисовал, когда мне было пять лет.
— Ясно. Весело.
— Самое смешное, когда дом строили, архитектор со мной советовался. Приходил и спрашивал, как лучше сделать. В гостиной, помнишь, какие окна?
— Кривые.
— Вот именно. Очень кривые. Архитектор подошел ко мне с моим рисунком и спрашивает: «Ваше высочество, окна неправильной формы — это принципиально?» Мне было ужас как лестно, что взрослый умный человек советуется со мной и говорит такие умные слова. И абсолютно безразлично, какие будут окна, я бы, наверное, все же предпочел ровные. Но с важным видом, не очень понимая, что говорю, заявил: «Это тлынтыциально». Я еще «р» тогда не выговаривал… Архитектор удалился проектировать кривые окна, а родители меня потом еще долго поддразнивали этим словечком. Зато все поняли, что в моем доме все жутко тлынтыциально, и никто ничему больше не удивлялся. И ты не удивляйся.
— Ой, да у тебя еще и дверца за ящиками! Что там?
— Я там храню всякие бумажки ненужные, которые жалко выкинуть.
— Это же самое интересное! Дай, посмотрю!
— Ой, Мари, лучше не надо… Там всякие неудачные рисунки, например…
— Да ладно тебе, Франс! Ты же знаешь, я обожаю все, что ты делаешь, и удачное от неудачного плохо отличаю.
— Мари, ну…
— Пусти, пусти!
— Эх-х…
— Ой, как же тут здорово! Как интересно! Фея какая-то… еще фея, еще. Кого-то они мне напоминают.
— Ну это же тебя я рисовал. Только не похоже, потому что по памяти.
— Похоже! Очень! Только у меня нет крылышек.
— Это не крылышки!
— Ха-ха! И я не таю, как призрак, во всяких цветочках и завитушках.
— Угу.
— Ух-ты! Тут еще тетрадка! А! И твоим почерком написано… Стихи что ли?
— Лучше не читай!
— Почему-у?
— Это старые стихи, плохие, наверное. Ерунда какая-нибудь.
— Вот прочту сейчас и решу, плохие или хорошие.
— Да это старая тетрадь, это уже не актуально.
— Тем более, Франс! Чего ты тогда беспокоишься? Я прочитаю и, если ерунда, буду думать, что теперь-то ты такое уже не напишешь. Теперь-то ты уже большой и умный, не то что тогда был…
— Ладно, читай. Что с тобой делать?